Хотя дорога вела по степной местности, обзор был отвратительным из-за высокой травы и густо натыканных островков тростника. При желании в сотне метров от нас можно было укрыть многотысячную армию: воинам достаточно присесть. Неудивительно, что в такой обстановке мы нервничали, — ведь неприятности могут возникнуть мгновенно и неожиданно.

Может, это и не совсем правильно с точки зрения тактики, но я не стал детально разведывать возникшее препятствие, а скомандовал двигаться уже без дозора. В непонятной ситуации лучше держаться кучно: нас слишком мало, чтобы дополнительно разделяться.

Две обычные крестьянские телеги — здесь это основное транспортное средство. На нем перевозится абсолютно все: зерно, навоз, мешки с серебром, воинские припасы, покойники в гробах. Так что по одному виду издали догадаться, что там за груз, невозможно. А без этого не поймешь, кто при нем.

Рядом ни души не видать, но меня это не успокаивало. Трава высокая, в такой разве что мамонту трудно укрыться, а вот человеку раз плюнуть. Мы продолжали осторожно приближаться.

Первое тело увидели за плавным поворотом дороги, огибающей в этом месте мелкое болотце, заросшее тростником. Здоровенный детина в кожаном доспехе лежал в белесой пыли лицом вниз, раскинув в стороны руки. Возле правой валялся широкий короткий меч, запачканный чем-то бурым до середины лезвия. Затылок как таковой отсутствовал, жутким ударом сзади его размозжило, сместив получившуюся кашу в сторону вместе с пластиной лопнувшего шлема. По запекшейся массе ползали жирные мухи, вездесущие муравьи проторили к трупу оживленную тропу.

Мне, к сожалению, неоднократно приходилось видеть покойников, и беглого взгляда хватило, чтобы понять: смерть наступила несколько часов назад. Возможно, ночью или утром, или чуть позже. Не исключено, что, не возникни у нас сложности с поиском дороги, мы бы оказались здесь как раз в момент убийства или около того.

— Нью…

— Что, Дан? — перепуганно ответила девушка.

Не привыкла еще к трупам.

Ничего… у нее все еще впереди…

Иногда начинаю чувствовать себя стариком. Всего-то год здесь провел, и…

— Держись в середине строя, если начнется драка, не покидай его. Все прикрывайте ее.

Нагнувшись, поднял меч, крутанул его в руке, без сожаления протянул топор одному из парней Норпа, чьи имена я все время путал.

— Он теперь твой.

Меч дрянь: плохое железо, тяжелый, короткий, но с топорами я работаю куда хуже, чем даже с такими грубыми поделками.

Еще несколько шагов — и поворот дарит нам новые чудные открытия: целых два тела. Оба женские, скорее даже девушки, совсем юные. Хотя смерть их так обезобразила, что уверенным в этом быть нельзя. Одна почти как живая лежала на боку, согнувшись калачиком и прижав руки к животу. Вокруг нее натекла лужа крови, сейчас запекшаяся, мух над ней летало видимо-невидимо. Вторая покойница выглядела куда хуже. Удар неизвестного оружия рассек ее тело в районе пупка, развалив до позвоночника. Из зияющей раны выпали все ее внутренности, плоть опала будто оболочка сдутого пузыря, из-за чего тело уродливо деформировалось, выглядело омерзительно.

Не понимаю некоторых поэтов и прочую публику, романтизирующих смерть. Прекрасного в ней ни капли не найти при любом способе убийства. Сплошное уродство…

На дороге, возле телег и неподалеку от обочины мы насчитали семнадцать трупов. Даже в высокой траве они были хорошо заметны из-за туч насекомых, сновавших над лакомством.

Одиннадцать женщин, с виду очень молодых. Некоторых можно было отнести скорее даже к подросткам, а не к девушкам. Впрочем, это по меркам Земли. Здесь пятнадцать-шестнадцать лет — уже достаточно серьезный возраст, а ситуации, когда замуж выдают в двенадцать-тринадцать, — обычная практика.

И шестеро мужчин. Лишь одного можно было отнести к подросткам, да и то под сомнением, потому что лица у него не осталось вообще, как и большей части головы. Лишь по субтильному малорослому телу можно было судить о возрасте. Пятерка остальных выглядела постарше, но до седых бород дело у них не дошло. Все крепкие, на каждом кожаные доспехи или стеганки, шлемы, ни одного без топора или меча под рукой, также обнаружилось четыре копья и одна укороченная алебарда.

Воины — вот кто это такие. Охрана каравана купеческого, солдаты неизвестного нам феодала или профессиональные разбойники, или другая публика, даже в мирное время не расстающаяся с оружием. Воссоздать картину происшедшего было трудно, но одно не вызывало сомнений: все они погибли в бою. На остром железе следы крови, доспехи пробиты, трое, судя по всему, прижимались спинами к телегам, отбиваясь до последнего.

Телеги мы тоже проверили. Сокровищ в них не обнаружили, но и следов грабежа тоже не заметили. Нехитрая снедь, аккуратно скатанные старые шерстяные одеяла, огромный медный закопченный котел, палатка из навощенной парусины, такие часто ставят солдаты на ночевках, плотницкий топор, дрянная пила и многое другое, полезное в хозяйстве, но не сказать чтобы слишком ценное.

Норп, помрачнев, будто грозовая туча, выдал свою версию события:

— Не иначе как погань здесь поработала.

Правильный вывод — других объяснений я тоже найти не мог. Некоторые следы на тонкой, будто пепел, белесой пыли, покрывавшей дорогу от обочины до обочины, не слишком походили на человеческие. Да и без них хватало улик. Слишком страшные раны на некоторых телах, такие даже тяжелой секирой нанести непросто. Параллельные борозды на доспехах могли оставить лишь когти, ведь не станешь бить раз за разом почти в одно место в одном и том же направлении. Ничего не тронуто: ни амуниция, ни оружие, ни груз на телегах. Даже кошельки на поясах осталась. Людей убили, но, похоже, вообще ничего не забрали. И на лошадей никто не польстился. Более того: их чуть ли не в клочья порвали, даже понять, какой они были масти, было не всегда возможно. Сплошное кровавое месиво.

Ни разбойники, ни солдаты — никто не станет устраивать резню, не поживившись после нее плодами победы. Многие свято верят, что погань не оставляет после себя мертвых тел. Все до единого забирает, чтобы потом сотворить из них пополнение для своей жуткой армии. Скажу по своему опыту и рассказам бывалых ребят, что это полная ерунда. Да, случается, прихватывают с собой живых или мертвых. Но при этом могут оставить кучу покойников, не заинтересовавшись. Понять, чем именно привлекают их некоторые люди при полном игнорировании остальных, никто еще не смог, вояки принимают это как само собой разумеющуюся данность, не выискивая в ней системы. Кто пытается хоть как-то объяснить — это церковники. Но у них все объясняется грузом грехов: чем их больше за тобою числится, тем выше твои шансы стать собственностью тьмы.

Сомнительное объяснение, к тому же зачастую расходящееся с действительностью. Ведь маленьких детей твари уносили с превеликим удовольствием в большинстве случаев, но при этом могли побрезговать личностью, по которой горько рыдают все до единой виселицы в округе.

Лотто пнул ногой труп одного из воинов:

— Я его, кажется, видел.

— Где? — заинтересовался я.

— Когда мы первый раз пытались взять деревню. К Тереку тогда приехали несколько северян, главным у них был рыцарь. О чем-то говорили долго. Наши потом судачили, что это с ними ведут дела, когда нужно достать отборных девок. Посмотрите на этих покойниц. Руки у них трудовые, с застаревшими мозолями. А одежда хоть и неблагородная, но и не та, в которой крестьянки на полях работают. Они — товар, который хотели красиво показать, чтобы больше выгадать.

— Одиннадцать девушек при шести охранниках? Как-то мелко для серьезных дел.

— Следы свежие дальше ведут. Не все телеги здесь остались, часть уйти смогла. Эти отстали, и никто их не стал выручать. Бросили тварям, будто кость собаке, чтобы отвлечь. А может, лошадей убило, вот и пришлось остановиться.

— Если так, то работорговцы ушли в ту же сторону, где и деревня.

— Так Терек других мест не знает. И бухта там удобная очень, глубокая и хорошо прикрытая. Наверное, договорился с ними на берегу встретиться.