— И что с нами дальше будет?

— Вариантов масса. Но главных — два. Первый: мы так или иначе отсюда удираем. Второй: удрать не получится и мы попадаем на торг. Очень неприятный вариант, даже думать о нем не хочется, так что будем надеяться на побег.

— Побег?! И как ты отсюда сбежишь?!

— Ну именно отсюда и сейчас вряд ли: я ведь не Гудини. [6] Но кое-какой опыт побегов у меня здесь появился. Надо просто дождаться удобного момента.

— А если не дождемся?

— Тогда торг.

— Будем просто сидеть и ждать?!

— А что ты предлагаешь? Я не Терминатор, чтобы разнести стену, после чего еще и головы всем, кого поймаю. Сама ведь говорила, что их на борту минимум двадцать человек. Даже без оружия сила, а они с оружием.

— Извини. Несу непонятно что. Ты не представляешь, как это унизительно — к ним попадать.

— Да не за что тебя извинять. Сколько я здесь провалялся?

— Не знаю. Часов ведь нет. Мне казалось, что долго.

— И никто больше не заходил?

— Нет.

— Значит, уже вечер или ночь. Ни попить нам не дадут, ни поесть. И правильно сделают.

— Правильно?!

— Голодный и жаждущий раб куда покладистее. Будет кости из рук брать и хвостиком вилять. Так что давай спать.

— Ты собрался спать?!

— Гм… Нью, если не секрет: тебе сколько лет? Я не имею в виду это тело.

— Я поняла. Там мне было девятнадцать.

— Сколько?! Да они скоро младенцев сюда начнут забрасывать!

— Я совершеннолетняя! Ничего плохого в том, что меня взяли, не вижу!

— Да не кипятись, я не хотел тебя задеть.

Ох уж эти нежные струны чужой души, к тому же девичьей.

— Извини. Просто ты не первый, кто на возраст мой указывает. Из-за него я едва не вылетела из проекта. И запускать не хотели.

— Нелогично. Ты ведь все равно умирала, так какая разница.

— Ага. К тому же сами говорили, что я лучше всех все запоминаю. Легко хоть сейчас нарисую схему установки со всеми параметрами. И все остальное.

— Верю. И все же давай спать. Я понимаю, как ты переволновалась, но поверь: сон — это то, что нам сейчас не помешает. Невыспавшийся человек — слабый человек. А нам силы нужны, чтобы выпутаться из этого.

— Да, ты прав. Давай спать.

Сон долго не шел, и пришлось мужественно считать баранов, прыгающих через канаву, отгоняя назойливо-тревожные мысли. Нехорошие предчувствия обуревали. Нью тоже ворочалась в своей стороне и, не выдержав, тихо спросила:

— Дан, а почему этих купцов пускают к себе северяне?

— Кто тебе такую глупость сказал?

— Ну ты.

— Я такого не говорил. Среди северян встречаются подонки, кто с этой швалью торгует, но их немного. Узнают — свои же прикончат, причем смерть будет необычной.

— А как же тогда?..

— Да мало ли укромных бухточек, куда редко заглядывают, или заросших тростником речушек, куда только малое судно зайти может. Тайком все проворачивают. Не купцы это — контрабандисты. Их даже свои не уважают, потому как те могут у северян не только покупать. Продажей тоже занимаются. Например, чем не товар — информация о планируемых набегах? Отребье, у которого вместо Родины золото, — вот кто они все.

Нью помолчала, а затем тоном, выдающим крайнюю степень любопытства, задала неожиданный вопрос:

— Дан, а тебя когда сюда посылали, выполняли последнее желание?

— Было дело.

— И что ты попросил?

— Ящик пива, футбол по телевизору и рыжую бабу с большими сиськами.

— А серьезно?

— Неужто не веришь?

— Не-а. Правду давай.

— Телефонный звонок.

— Всего лишь?!

— Ну… сильно раскатывать губу мне не позволяли. Да и секретность. Так что звонить до этого особо не получалось.

— А мне давали. Правда, под присмотром. И даже с родителями виделась. Они думали, что меня лечат по новой методике, секретной.

— И что ты пожелала?

— Театр.

— Сходить в театр?!

— Ну да.

— Необычно…

— Ага. Несовременно.

— Любишь это дело?

— Ну не то что очень люблю. Привыкла с детства. Семья театралов. И вообще почему-то захотелось напоследок. Не просто театр, а посмотреть город, людей. Ну все. По дороге ведь это можно. Ты не представляешь, каким маленьким становится мир, когда ты не можешь передвигаться самостоятельно. И как ценишь то, что позволяют тебе увидеть. Другие позволяют, ведь без них ты просто растение.

— Понимаю. Театр — это так, вроде десерта напоследок. В память о том, что было.

— Ага.

— Меня бы не пустили, так что тебе повезло с выбором.

— Театра в списке того, что можно выбирать, не было.

— Даже список теперь имеется?

— Ага. И человек, который им занимается. Я его первый раз тогда увидела, хотя думала, что всех знаю, кто работает с добровольцами.

— Какой уровень сервиса, кто бы мог подумать… Жаль, я не дожил до ваших времен.

— Список готовят индивидуально под каждого кандидата.

— С ума сойти. И что же тебе предлагали?

— Ну, там всякое было. Разное… Прогулка в хвойном лесу. Смешно… Что за прогулка в кресле? Обед из экзотических блюд. И даже смешно сказать: секс с парнем из мужского стриптиза.

— И чего тут смешного?

— Ниже шеи к тому моменту ничего не чувствовала, со зрением проблемы, со слухом, под капельницей. Эпическая бы вышла дефлорация.

— Да уж, представить страшно… та бы еще ночка выдалась. А я, кстати, чуть ли не плачу. Как же со мной, оказывается, несправедливо поступили… Всего лишь жалкий телефонный звонок выцыганил. А ведь мог бы получить стриптизера.

Нью не выдержала, прыснула. Наверняка сквозь слезы.

— Смейся-смейся. В театр хоть попала?

— Нет. Приступ начался. Совсем плохо. Так и запустили… без выполнения желания.

— Джинн-обманщик… Стоило список городить, если так в итоге вышло.

— Ага.

— Еще и должность придумали этими списками заниматься. Сидит, зарплату получает хрен знает за что.

— А я ему не завидую. Ты бы хотел составлять списки того, что именно этот, конкретный человек может захотеть перед смертью?

Ответ на вопрос не требовался, и я произнес другое:

— Давай все-таки попробуем заснуть.

Глава 11

НАЧИНАЮЩИЙ КОНТРАБАНДИСТ

Спал я плохо. Отмутузили меня хоть и в щадящем режиме, но все равно болезненно. Отдохнуть в таком положении и состоянии на голых досках не у всякого йога получится, а я йогом не был. В общем, когда над головой загрохотали деревянные подошвы тяжелых ботинок и заскрипела поднимаемая крышка люка, не бодрствовал, а пребывал в некоем пограничном состоянии, где сон переплетался с явью. Потому не сразу понял, что в окружающей действительности, прежде незыблемой, начали происходить изменения.

Подняв веки, тут же прищурился. Света из люка лилось мало, но для глаз, часами не видевших ни лучика, это было будто мощный прожектор в упор.

Голос грубый, но без злобы, скорее даже добродушный, вопросил с высоты:

— Дрыхнете? А зря, утречко уже давненько наступило. Пора жрать, да и попить вам не помешает. Или не хотите?

— Не откажусь, — ответил я на это, пытаясь привести зрение в порядок и определить, нельзя ли каким-нибудь образом быстро и без шума вырубить заглянувшего. Не собирался это делать прямо сейчас, не зная обстановки, просто с прицелом на будущее мыслил.

— Ну раз так, то девка пускай наверх поднимается и ведро с собой прихватит. Вернется с питьем и кушаньями вкусными. А ты, говорливый и бойкий, посидишь пока на досках сырых. А то, говорят, прыткий больно, чуть Кобо без глаза не оставил. Был бы он с повязкой — вот умора. Зачем нам еще один кривой в команде, если уже Шнерх Молодой есть. А вдруг их путать начнут? Что тогда? Прям беда, ведь Шнерх в капитанах ходит. Ну, долго ты там, щепка ходячая? Аль ведро поднять не можешь? Ну так старайся, а то совсем слабую если и купят, так только жрецы. Им ведь без разницы, толстый у тебя зад или его вовсе нет. Рожать-то у них не придется. А к серым попасть — дело самое что ни на есть последнее. Их даже поминать лишний раз не принято у приличных людей, особенно к ночи, так что не сильно торопись с этим.