Но прежде чем заняться дозорами и прочим, я счел нужным провести с народом политико-воспитательную работу, выступив с коротким заявлением:

— С утра нас начнут искать, и найдут, если мы будем оставаться на одном месте. Уйти с острова смогут только единицы, ведь почти все плохо плавают. Даже с «Псом» утонуло пятнадцать человек, а ведь до побережья придется плыть в три-четыре раза дольше, чем в тот раз. Подобные узкие проливы богаты течениями, так что даже плот может не помочь: вынесет на нем в открытое море — и будете там умирать долго. Да и кто нам позволит плоты сооружать? Останемся здесь — нас быстро выследят и перебьют. Спасемся, если не будем сидеть на месте. Двигаться, обманывать врага. Завтра будет трудный день.

— У них должны быть следопыты, раз рабами занимаются, — заметил Ольб.

— И что? Они и без следопытов нас найдут. Что стоит прочесать такой остров?

— Со следопытами тяжело будет уходить.

— Да, остров мал, на нем тесно, чтобы бегать бесконечно. Поэтому мы должны не только драпать, но и огрызаться по возможности. Я знаю, что оружия мало, да и нет у нас ничего серьезного. Поэтому сейчас ножами и кинжалами каждый себе сделает копье. Кол длинный. Знаю, что доспехи, даже кожаные, таким пробить непросто, но это лучше, чем ничего. Кто плохо владеет копьем, вырезайте дубины. И торопитесь, надо еще отдохнуть успеть.

— Тебе и Нью уходить надо, — заявил Норп. — Вы плаваете, будто рыбы, я видел, и до берега сможете добраться.

— Если уходить с острова, то всем.

— Нам не перебраться через пролив. Даже на плоту не перебраться. Когда мы следили за лагерем, я смотрел на воду. Чайки, которые на воде сидели, двигались при этом быстро. Сильное течение, нам не выплыть, даже если не потонем. Вынесет в море. А вот вы, наверное, справитесь с ним. Вы стражи, вам нельзя попадаться свиноедам.

— А еще стражам нельзя бросать своих людей. Так что если мы и уплывем отсюда, то вместе. Всем все ясно? Почему тогда стоите? Не слышали, что надо делать?

Народ послушно начал шарить по зарослям, чуть ли не на ощупь выискивая подходящие палки. Ко мне подошел неугомонившийся Ольб и произнес:

— Я — канег.

— Знаю. И что с того?

— Канеги рождаются с луками в руках. Мне нужен лук.

— И где же я его возьму?

— Ты? Ты нигде его не возьмешь. Я сам его сделаю.

— А стрелы?

— Здесь растет много берды. Сухая попадается, я по пути наломал. Дрянь стрелы, конечно, но шагов на тридцать попасть в лицо можно попробовать.

— Никак считать умеешь?

— До тридцати.

— Гм… То есть можешь и с более дальнего попасть, просто считать до таких цифр не умеешь?

— Не знаю, говорю же: дрянь стрелы.

— Делай свой лук, не надо было спрашивать, я против такого не возражаю.

— Лук не будет стрелять без тетивы.

— Это я и без тебя знаю. К чему сказал?

— У твоей женщины, стража Нью, волосы красивые. Цвета почти спелой пшеницы и длинные. До пояса. Хорошая тетива получится.

— Тебе нужны ее волосы?

— Совсем немного. Одну прядь.

— Так пойди и у нее попроси.

— Сэр страж, лучше ты попроси. Она твоя женщина. Я не хочу говорить такое чужой женщине.

Насчет того, что она моя, — это пока что не более чем мое голословное заявление, высказанное, чтобы немного обезопасить коллегу. Но лучник, пусть и неполноценный, с деревянными стрелами, нам не помешает, и потому я направился к Нью.

Она сидела, прислонившись спиной к дереву. Чуть выше и в сторонке на ветке светлел силуэт птицы, во сне спрятавшей голову под крыло.

— Хочешь и меня заставить копье себе делать? — поинтересовалась Нью.

— Это вряд ли. Да у тебя и ножа нет для этого.

— Возьму у кого-нибудь.

— Ты лучше другое дай.

— Что?

— Ольб обещает сделать лук, но ему нужна прядь волос для тетивы. Длинных волос.

— Он хочет мои волосы?

— Ну да, ты же у нас самая волосатая.

— Длинноволосая!

— Ну да, я почти так и сказал.

— Тебе сильно весело?!

— Ко всему в жизни надо относиться с юмором. Или хотя бы стараться относиться. Иначе свихнешься. Особенно в этой нашей новой жизни. Ну так что?

— Пусть берет, если сильно надо.

— Не расстроишься?

— Я тебя не узнаю: какая редкая забота.

— Глубоко в душе я очень хороший.

— Ага. Видимо, очень глубоко, на самом дне. Если нужна всего лишь прядь, то не так уж страшно. А вот если попадусь к ним опять, тогда точно расстроюсь. Так что готова лысой остаться, лишь бы не это. Дан, я и правда хорошо плаваю, а до берега не так уж и далеко. И ты тоже плаваешь хорошо. Слышал, что говорил Норп?

— Да, вдвоем мы, наверное, доберемся. Предлагаешь без них уходить?

— Думаешь, ни у кого это больше не получится?

— Может, и повезет кому, но выживут единицы. Плавают они как топоры. А мы останемся одни на местном побережье… Нью, по суше пробраться будет очень трудно, горы подступают к самой воде, троп мало, и все они могут оказаться под присмотром нехороших людей. Очень плохие места дальше начинаются, там полная анархия. Морем двигаться? Это если повезет найти лодку. Ты в морском деле не помощница, а в одиночку даже с лодкой мне будет трудно управляться, если она большая. Зато с отрядом таким вполне можно корабль попробовать захватить и спокойно на нем уйти.

— Ты и правда думаешь захватить у этих корабль?

— Есть такие мысли.

— Сумасшедший. Их же очень много.

— Ага, есть такое. Но я везучий сумасшедший, мне уже приходилось захватывать корабли. Эти ребятки знают, что мы слабы и почти безоружны, а для работорговцев и прочей подобной публики нет ничего приятнее, чем побегать за беспомощной добычей. Завтра в этом лесу будут почти все. Если на кораблях останется мало охраны, у нас появится шанс.

— У нас палки вместо оружия, нам даже со слабой охраной не справиться.

— Это мы еще посмотрим. А сейчас попробуй заснуть, денек обещает быть нелегким.

Глава 22

ИГРЫ В ПРЯТКИ

На здешнем острове люди если и бывали, то нечасто, и еще реже удалялись от берега больше чем на сотню метров. Пираты, контрабандисты, чудом угодившие в эти края честные моряки — им нечего было делать в глубине острова. Так что, возможно, сотни лет здесь нога человека не ступала.

Впрочем, это я загнул. Не так уж давно даже не по историческим меркам большая часть здешних островов была обитаема. На берегах сушились рыбацкие сети, на распаханных вырубках, пустошах и лесных полянах зеленели посевы. Ночью, убегая от врагов, мы наткнулись на остатки покинутой деревни. Полуразрушенные стены, провалившиеся крыши, один из невольников едва не сломал ногу, в потемках не заметив осыпавшегося колодца.

Пусть даже и так, пусть люди ушли отсюда относительно недавно, под давлением южан и сопутствующей им погани. Все равно слишком долго никого здесь не было. Даже одиночный след легко заметит понимающий взгляд, а тропы, оставленной тремя с половиной десятками беглецов, и слепой не пропустит.

Преследователи не спешили, показавшись лишь спустя пару часов после рассвета. Понимали, что нам некуда отсюда деваться. Не удивлюсь, если ночью они предусмотрительно растянули корабли по проливу, чтобы высматривать спасающихся вплавь.

Все эти два часа мы занимались важными делами, а не жалели себя, несчастных, умоляя при этом небеса устроить чудо или спасти нас способом попроще.

Для начала, как это ни странно, мы постарались еще больше утоптать тропу, по которой прошли ночью. Вдруг враги все до единого слепые, так что надо облегчить им задачу. При этом ни одного следа в сторону не оставили, чтобы преследователи не отвлекались и ничего не заподозрили.

В конце сделали эдакую «заячью петлю», по дуге вернувшись к тому самому оврагу и устроив над ним замаскированную позицию. Точнее, две позиции, по обе стороны от тропы. До нее от каждой не более пары десятков метров, но рассмотреть нас снизу, через густые заросли кустарников, даже в упор — нелегкая задача.