Тело на миг обмякло, ногу прострелило болью, но затем ее успокоило волной нахлынувшего тепла. В ушах приятно зазвенело, плечи неестественно расправились, будто намереваясь выпустить крылья.

И я вдруг понял, что если со всей силы ударю по переборке, то доски в четыре пальца толщиной вряд ли выдержат. Что при этом произойдет с кулаком, не знаю, но почему-то последствий не опасаюсь.

А чего бояться, если на мне быстрее, чем на собаке, все заживает?

Я и раньше был опасен, а сейчас стал вдесятеро опасен. Ну же… давайте… начинайте…

Время будто в резину превратилось — тянулось медленно как никогда. Лязгнул запор, люк начал медленно, очень медленно подниматься. До него от пола метра два с половиной, преодолеть их можно при помощи скрипучей лестницы, но я ринулся наверх, не побеспокоив ее ступеней.

Одной рукой ухватился за край, подтянулся на ней рывком, придавая телу дополнительное ускорение, и вылетел перед опешившим Стредом будто чертик из коробочки. «Хиракен-зуки», «плоский кулак» — это когда удар наносится не костяшками сжатого кулака, а четырьмя фалангами пальцев. Очень удобно бить по горлу. Даже не слишком сильный человек может серьезно травмировать противника.

Я не травмировал — убил. Размозжил все, что находилось между кожей и шейным отделом позвоночника. В пальцах при этом что-то нехорошо треснуло, но ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений не последовало. А здоровяк издал короткий всхлип, брызнул кровью изо рта и завалился на бок.

Извини, Стред. Ты здесь один, кого мне убивать неприятно. Хоть и виновен не меньше других.

Минус один.

Странно, но у здоровяка не оказалось напарников. Похоже, о возможностях стража Мальрока здесь мало что знали и потому были уверены, что перелом превратит меня в смирную овечку.

Зря вы так подумали.

Нож с коротким широким лезвием — вот и вся моя добыча. Ну да, ведь в плавании никто не таскает на себе лишнего груза. Плохо — хотелось бы разжиться чем-нибудь посущественнее. Но уже лучше, потому как между кулаком и железом не раздумывая выберу последнее.

Нагнулся над люком:

— Нью, сиди здесь, пока не позову. Поняла?

— Ага, — испуганно пискнули снизу.

Наверное, мой цирковой номер ее впечатлил. Хорошо, что не видела его финала. Стрелять в привязанную свинью — это одно, а видеть, как человека забивают насмерть одним ударом, — это совсем другое.

Выход из застенков был экспромтом. Я заранее не строил тщательных планов, полагая, что будет лучшим отталкиваться от обстоятельств. А главное обстоятельство заключалась в неизвестности ожидаемых возможностей.

Что ж, теперь я с ними познакомился. Надо сказать, впечатляет. Но не настолько, чтобы с криком «банзай» вылетать на палубу, брызгая пеной изо рта. Сейчас не ночь, люк к клетушкам у всех на виду. Тревога поднимется, как только рожу высуну. За спиной окажется площадка для рулевых, впереди мачта, возле которой в походе всегда кто-то крутится. Если там несколько матросов, то быстро мне их не перебить. Потеряю время, из кубрика выскочат остальные, вооружатся в каюте капитана, являющейся, помимо прочего, арсеналом.

Нет уж — начну с того, что отрежу их от оружия.

И заодно с рулевыми поздороваюсь…

По крошечному коридорчику, что шел над люками к рабским клетушкам, добрался до левого борта. Здесь узкое окно, недоступное для толстяков, но для моего худощавого гибкого тела в самый раз. Оп — и я уже снаружи. Рывок наверх, хватка за планшир, и на площадке появляется незваный гость.

Сюрприз — помимо пары рулевых, тут оказался капитан. Присел на дальний край скамьи, уставился в другую сторону. Наверное, морем любуется.

Теперь моя очередь ему сюрприз делать. Проскользнув мимо опешивших рулевых, ударил Шнерха в область правой почки, молниеносно провернув лезвие в ране. Одновременно с этим наклонился, потянул из ножен саблю. Капитан, эдакий пижон, обожал круглые сутки разгуливать с оружием.

Сабля, если честно, — дрянь. Одно название. Куда ей до наших, земных. Но спасибо ему и за это.

Все это было проделано столь молниеносно, что тело Шнерха, захлебнувшегося криком, только начало заваливаться, а я уже, развернувшись, возвращался к рулевым. Первого от души перетянул поперек лица, развалив морду на две несимметричные части. Вот этот завопил здорово, попятился, упал, перевалившись через рукоять весла. Вторым оказался Уюм. Или у него после взбучки, устроенной на острове при нашей встрече, на меня условный рефлекс выработался, или просто реакции была неплохая, но, даже не подумав сопротивляться или словесно выразить свой протест, он молча сиганул за борт.

Ничего страшного — движущегося под парусом корабля ему не догнать.

Минус четыре.

Никогда не понимал особенностей здешнего кораблестроения. Какой смысл делать площадку для рулевых так высоко, если лопасти весел находятся внизу? Или я в чем-то дурак, или они тупые.

Зато теперь мой прыжок с высоты площадки на палубу выглядел со стороны, наверное, эффектно. Приземлился я между дверьми в кубрик и капитанскую каюту. Вторую как раз начал открывать кто-то очень быстро соображающий. В наказание за шустрость крест-накрест расписался на его загорелой спине, с кажущейся ленью отступил на шаг, перед самым носом пропустив несущуюся рукоять лебедки. Другой ее конец находился в руках боцмана, ставшего следующей жертвой: почти срубленная голова свесилась на пласте неповрежденного мяса.

Минус шесть.

День был ветреный и солнечный, задействованная на вахте команда как раз возилась с парусами, отдыхающие развалились на палубе, предпочтя ее духоте кубрика.

Для начала я рубанул оттяжку гика, благо до нее было рукой подать. Низко расположенная подвижная рея, увлекаемая вздувшимся парусом, весело пронеслась над палубой, сшибая с ног тех, кто не успел пригнуться или увернуться. Следом за ней несся уже я и неприятностей принес куда больше.

У матросов были ножи, но никто даже не попытался меня пырнуть. Все до единого будто тупые бараны старались обойти свалившуюся беду стороной, чтобы помчаться дальше по направлению к каюте капитана. А я никого не пропустил.

Неполная минута резни — и на палубе осталось еще шесть тел.

Минус двенадцать.

Один хитрюга вскарабкался по вантам, наивно рассчитывая отсидеться в вышине. Я попросту перерубил ванты, отчего его, повисшего на обрывках, приложило о мачту. Приложило хорошо — от удара пальцы разжались, он с криком полетел вниз. Я поймал его на саблю в полете, успев освободить лезвие до падения. На палубу шлепнулось обливающееся кровью тело.

Минус тринадцать.

Обернулся. Один все же добрался до каюты капитана и выходил сейчас из нее, сжимая в руке копье. Кобо — старый знакомец.

Моряк размахнулся, собираясь швырнуть свое оружие. Я ответил тем же, но куда быстрее. Нож, со свистом преодолев разделяющее нас расстояние, по рукоять вошел в грудь.

Прости, Кобо, но в кабак мы с тобой не пойдем. И продажные женщины тоже отменяются.

Минус четырнадцать.

Раненые, должно быть, в кубрике затаились, как и струсившие. Ничего — ими можно заняться чуть позже, и даже не своими руками. Потери команды таковы, что «Альбатрос» можно считать захваченным. Остались последние штрихи. Для начала схожу в каюту капитана, а потом…

Уже спускаясь по лестнице на гребную палубу, я подвергся нападению надсмотрщика. Помимо плетки, ему ничего не доверяли, во избежание захвата оружия рабами, так что ему оставалось лишь от души меня стегануть. Я даже не стал саблю лишний раз марать, а попросту толкнул его на лавки с невольниками:

— Держите, ребята, он ваш.

Некоторые в неволе тупеют, но не все. Эти сразу суть ухватили и добычи тоже не упустили. Кто-то со звоном набросил на грязную шею цепь, другой начал рвать щеку, к празднику потянулись соседи.

Минус пятнадцать — этого не выпустят.

Не став тратить времени на зрелища, я подошел к гребцу, которого давно подметил. Чернобородый, тощий, высокий. Чем-то неуловимо напоминает епископа Конфидуса. Чувствуется твердый характер и отсутствие боязни крови. И похоже, у остальных он пользуется авторитетом. Это с ним мы чаще всего перемигивались.